В студии Андрея Андерсена: гитарные методики группы Royal Hunt

Лидер интернациональной группы Royal Hunt, наш бывший соотечественник Андрей Андерсен (André Andersen) известен слушающей публике в основном как клавишник и композитор, меньше – как продюсер. Однако звучание работ его группы, а равно и сольных альбомов – это полностью заслуга Андрея как владельца и инженера собственной студии NorthPoint Studio в Копенгагене, в которой и записываются все гитарные партии этих творений. Плюс не надо забывать, что Андрей – не самый худший гитарист, ответственный за примерно половину акустических и ритм-партий на большей части альбомов Royal Hunt. Редкое сочетание композиторского и продюсерского таланта с умениями гитариста, да еще при наличии на студии хорошего гитарного арсенала – нет, такое сочетание игнорировать невозможно, тем более что до выхода в свет новейшего альбома Royal Hunt “Cast In Stone” в Европе и Америке остались считанные дни. Да и как можно проходить мимо советов практикующего рок-музыканта, взявшего в руки гитару много лет назад в Москве потому, что на этом инструменте играет Ричи Блэкмор (Ritchie Blackmore)?

– Какое гитарное оборудование использовалось при записи альбома “Cast In Stone” и как ты проводил расстановку микрофонов при записи гитар?

– На студии у меня стоит целая коллекция гитарных усилителей: Marshall JCM 900, Peavey 5150, Mesa Boogie Mk II, Line6 Flextone и современный Vox AC30. Самые старые из них – Marshall и Mesa Boogie; причём Mesa Boogie – это комбоусилитель, и он незаменим в том случае, если я желаю получить такой, как я говорю, полу-дисторшн. То есть это такое немного глуховатое, несколько «ватное», или, скажем, бархатное звучание, которое было у Ричи Блэкмора (Ritchie Blackmore) на первых трёх альбомах Deep Purple 1968–1969 годов. Не знаю уж почему, но у меня он лучше всего получается на Mesa Boogie Mk II… Озвучивание при записи гитар я веду всегда одним и тем же набором микрофонов: непосредственно у кабинета я ставлю Shure SM57 – буквально в одном сантиметре от динамика. Второй микрофон – AKG C414, он устанавливается на расстоянии 2-3 метра от кабинета, и его я могу направить как прямо на фронтальную поверхность кабинета, так и несколько вниз, чтобы он был направлен на дно кабинета. У меня в студии паркетный пол, и мне кажется, что с направленным вниз вторым микрофоном я получаю на записи именно тот звук, который слышу в мониторах при игре. Если же я записываю партии гитары, которые я по какой-то причине не хочу удваивать, то использую вместо AKG два конденсаторных микрофона Audio Technica AT4030. Я ставлю их так, чтобы они смотрели в разные стороны, и тогда сигнал на запись идет, как говорится в режиме естественного стерео – эту стереофонию создают сами параметры студийной комнаты. Я часто предпочитаю такую запись использованию хоруса – то есть в данном случае используется просто естественная реверберация помещения. Кроме того, перед студийной комнатой у меня имеется довольно длинный, около 5 метров, коридор с мраморным полом, в котором я иногда устраиваю естественный гитарный реампинг. То есть если я чувствую, что звучание какой-то партии получается слишком сухим, то я не стараюсь исправить его цифровыми обработками – я же совершенно аналоговый продюсер! Просто ставлю кабинет Marshall в один конец коридора и подаю на него сухой записанный сигнал, а в другой конец устанавливаю микрофон, и у меня получается отличная естественная реверберация. В зависимости от характера партий я двигаю микрофон туда-сюда: при обработке быстрых партий, когда нужен более низкий уровень реверберации, микрофон подвигается ближе к кабинету. Расстояние я размечаю на белом скотче, приклеенном к полу. Реально такой зазор между кабинетом и микрофоном составляет от 3.5 до 5 метров. Если я в студии один – двигаю микрофон туда-сюда и слушаю результат, если же кто-то другой – то контроль звучания проводится, так сказать, в динамике. Я уже хорошо знаю свой «звуковой коридор», и на наладку такого реампинга мне нужно обычно всего 10–15 минут.

Когда идёт запись гитарных партий, я стараюсь максимально использовать аналоговые, точнее говоря – натуральные процессы, которые можно получить прямо в студии безо всяких лишних обработок. Понятно, что использование микрофона Shure SM57 для озвучивания кабинета – это абсолютный стандарт, однако дело заключается в том, что все динамики кабинета всегда звучат по-разному. Но поскольку я работаю со своим собственным оборудованием и знаю его досконально, то мне известно, какой динамик в каком кабинете звучит лучше всего. Да, разница в звуке динамиков не слышна, если ты просто стоишь перед кабинетом, но ведь в реальности двух одинаковых динамиков вообще не существует. Причём я всегда ставлю Shure не точно напротив центра выбранного динамика, а со смещением порядка 1 сантиметра – как мне кажется, за счёт этого низкие частоты начинают звучать более упруго, и менее, что ли, гудяще. Хорошее знание характеристик моих студийных усилителей и кабинетов позволяет избежать возни с озвучиванием кабинета несколькими микрофонами в ближней зоне, а потом поиска идеальной их расстановки и углов наклона. Вот это и есть основные приёмы, которые относятся у меня к традиционному способу записи классических хард-роковых партий ритм-гитар.

Но это не всё, не зря на студии имеется усилитель Line6 Flextone с большим набором пресетных эффектов и обработок. Если прямо по ходу записи у меня возникают идеи о создании какого-то необычного, нестандартного звука, то его сразу же можно сгенерировать и опробовать на Line6. Это мой эффект-усилитель, и на нём я записываю совсем короткие партии, от 4 до 8 тактов – а если подобный звук мне нравится, то я стараюсь воспроизвести его другими, лучше всего аналоговыми средствами.

Однако на записи “Cast In Stone” я использовал только два усилителя, а именно Marshall JCM 900 и Peavey 5150. При этом партии ритм-гитар я записывал, естественно, дважды.

– Ты только удваиваешь партии ритм-гитар, а не записываешь их четыре раза, как это обычно советуют мэтры электрогитарного искусства?

– Мне кажется, что при записи более чем двух партий ритм-гитары необходимая атака начинает исчезать, и звук становится более «ватным». Возможно, что если бы у Royal Hunt музыкальный материал был помедленнее, а в аранжировках было меньше других инструментов, то имело бы смысл записывать не две, а больше дорожек ритм-гитары для каждой партии, чтобы расширить её звучание. В результате я записываю только две партии ритм-гитары, причём с жёстким панорамированием, лево-право. Гитары записываются всухую, безо всяких обработок. Но может быть и редкое исключение – если мне кажется, что в определенный фрагмент было бы интересно вставить некую гармонию, то как раз в этом фрагменте у меня появляется третья гитара. В этом случае третья партия ставится по панораме ближе к центру, чтобы, сидя в наушниках, можно было чётко разобраться, какая гитара откуда играет. Третья гитара также пишется всухую. Если гитара пишется, как я говорил ранее, с реампингом у меня в коридоре перед студией, то она также записывается на отдельную дорожку, чтобы потом было удобнее микшировать всю ритм-партию. У меня получается максимум три дорожки на каждую партию ритм-гитары: с микрофона у кабинета, с микрофона в студии, который стоит в 2-3 метрах от кабинета, и с микрофона в коридоре при реампинге.

Если ритм-партии записываются через усилитель Peavey 5150, то мы используем только гитару Gibson Les Paul. На записи нашего нового альбома для одной ритм-партии мы использовали именно такую комбинацию, а вторую ритм-дорожку писали на кастомной гитаре типа Stratocaster производства компании Hanson Musical Instruments со звукоснимателями Seymour Duncan Double Rails через усилитель Marshall. Эта гитара была специально сделана для гитариста Royal Hunt Йонаса Ларсена (Jonas Larsen). Однако в этом случае Marshall надо было дополнительно разгонять, и мы использовали хорошо всем известную обработку Ibanez Tube Screamer, которой я пользуюсь ещё с начала 80-х годов – причём регулятор “Drive” мы устанавливали всего на 2-3 деления. У нас получилась хорошая комбинация, потому что звук Hanson Stratocaster более открытый, а Les Paul придаёт звучанию нужный вес.

– А на каких инструментах и оборудовании записываются гитарные соло?

– Что касается гитарных соло, то здесь я или советуюсь со своими музыкантами, или изобретаю их звучание лично, причём это иногда случается еще до создания моих клавишных партий. Я просто придумываю гитарный звук для конкретной пьесы, подгоняю его под конкретное настроение каждой песни. При работе над соло я сперва использую коммутатор, к которому подключены все мои студийные гитарные усилители – сперва я ищу, какой именно усилитель лучше всего подходит к конкретному соло. И только потом я устанавливаю регулировки на выбранном усилителе. Коммутатор собран с запасом, на 8 усилителей, хотя я выбираю только из 4 – как я уже говорил, Line6 Flextone используется у меня для совсем уж странных звуков и эффектов. Но подавляющее большинство гитарных соло играется сейчас через Peavey 5150, и вот почему: он звучит более плотно и современно, нежели Marshall, но не настолько, что ли, истерично, как современные модели Mesa Boogie – допустим, Rectifier. Для меня той же «истерикой в голосе» обладают и усилители ENGL… Гитары, используемые для записи соло – это в первую очередь Hanson Stratocaster Йонаса и мой Fender Stratocaster в исходной комплектации производства начала 90-х и сделанный ещё в Америке. Плюс Gibson Les Paul Standard и Gibson Les Paul Recording, причём Les Paul Recording – это довольно редкая модель с корпусом из вишнёвого дерева, видимо конца 70-х годов. Не думаю, что их было выпущено много, и эту гитару я берегу – правда, я поменял на ней бриджевый звукосниматель на Seymour Duncan, а мой друг, гитарист и мастер Бъярке Хопен (Bjarke Hopen) сменил в ней всю разводку и потенциометры. Пожалуй, эта гитара в студийной работе используется мной даже чаще, нежели Les Paul Standard – я считаю, что у неё есть такая нахрапистость и самоуверенность, особенно на средних частотах, а Les Paul Standard звучит всё же чуть поблагороднее.

При этом гитарные соло пишутся всухую, но с небольшой реверберацией. Все эффекты в соло я накладываю уже при сведении материала. Помимо Ibanez Tube Screamer я использую не самый привычный для гитаристов хорус Roland Dimension D, дилей Electro-Harmonix Memory Man и флэнжер Ibanez FL-301, который я купил ещё году в 1985-м, не позже. Если с этим флэнжером уметь управляться, то можно получить звуки не хуже, чем у Стива Вая! Вообще же при сведении, как мне кажется, подобные простые эффекты работают лучше, чем рэковые обработки просто потому, что рэки звучат слишком чисто, прямо Hi-Fi какой-то. Я считаю, что мой флэнжер Ibanez FL-301 способен обеспечить такой звук, какой на дорогом гармонайзере Eventide просто недостижим. У меня в пульте сделан разъём, куда я просто включаю этот свой педалборд и использую его ровно так же, как любую рэковую обработку. Что удивительно, иногда этот же педалборд хорошо работает и при работе с вокалом.

– Раз уж мы вновь говорим о конкретных гитарах и обработках, то есть ли у тебя на студии какие-то гитарные редкости?

– Из экзотических гитар у меня имеется отлично звучащий Kramer Nightswan, благополучно переживший 80-е – причем настоящая американская модель, сделанная еще до того, как авторитет бренда Kramer был подорван массовым производством дешёвых копий их гитар в Южной Корее. Мне нравится этот инструмент ещё и потому, что на нём очень грамотно установлено вибрато Floyd Rose – и если мне нужны в соло куски в духе Стива Вая (Steve Vai) с глубоким вибрато, то я использую именно Nightswan. Ещё из редких гитар у меня есть 12-струнная Yamaha Pacifica PAC 303-12 – ею я пользуюсь редко, но если случается с ней работать, то я делаю это с огромным удовольствием, и с усилителем Vox AC30 она звучит просто фантастически. Звук в пределах одного аккорда с этой гитарой заполняет любой звуковой объём! Плюс японская фирма Fernandes сделала мне кастомную электрогитару, подобную той модели, которая была разработана для Реба Бича (Reb Beach) – однако у меня гитара действительно кастомная, она сделана под мои руки. В неё встроен сустэйнер, и на ней можно получить бесконечный звук. Конечно, я пользуюсь ей редко, но на альбоме Royal Hunt “Paper Blood” (2005) в одной из инструментальных пьес я сыграл на этой гитаре псевдоклавишные аккорды, причем соло поверх них были исполнены на клавишных инструментах. И у меня до сих пор имеется японская копия Fender Stratocaster 1975 года или даже более раннего выпуска в светлой натуральной расцветке – это моя вторая в жизни электрогитара, которую я купил, продав 12-струнную Ibanez Artist покойному Александру Барыкину из «Карнавала» ещё в московские времена. У этого Fender фантастический гриф, и он дорог мне как память о былом – только я поменял звукосниматели на Seymour Duncan, а использовалась эта гитара до записи нашего альбома “Paradox” (1997) включительно.

– А что входит в твой арсенал акустических гитар?

– Три акустические гитары Takamine со встроенными звукоснимателями и полноразмерными корпусами, полный набор: испанская гитара, 6-струнная Western и 12-струнная. Звукосниматели используются только для сценической работы – в студии я снимаю с них звук только микрофонами. Все партии акустических гитар, которые можно услышать на альбомах Royal Hunt, записаны именно на этих инструментах. Однако они звучат лучше всего исключительно с родными струнами Takamine, но это не проблема, пока мы ездим в Японию – там я струны для них и покупаю, по десятку комплектов сразу. Причём я использую струны комплекта 10 либо 11, не ниже – мне важно чувствовать отдачу от инструмента, и я предпочитаю, чтобы струны находились несколько выше над грифом, чем это принято у большинства гитаристов. Мне нравится вкладывать усилия в игру на гитаре, и не люблю, если струны висят, как лапша. Я считаю, что у меня такое звукоизвлечение идёт от натренированности рук на фортепиано.

– Буквально несколько слов о твоей технологии аналоговой звукозаписи и контроля звучания…

– Всё, что можно услышать на современных альбомах Royal Hunt, так или иначе попадает на магнитофонную плёнку. Да, сейчас мы не пишемся на 100% в аналоге, как это было с альбомом “X” (2010) – и тем не менее… Даже когда ДС Купер (DC Cooper) присылает мне файлы с записью вокала, я сбрасываю их на плёнку и снимаю сигнал с третьей головки магнитофона. То есть магнитофон у меня тоже используется в роли эдакой обработки. Однако все гитары исходно пишутся только в аналоге. Контрольные мониторы при сведении – Genelec 1032, я с ними работаю уже около 20 лет, и они меня ни разу не подводили. Также у меня имеются мониторы Yamaha NST и совсем уж монструозные B&W 801 с дополнительной головой – однако сейчас я переставил их из студии в гостиную. Но если мне хочется отслушать финальное сведение на них, я просто перебрасываю акустические кабели снизу, из студии.

– И, наконец, считаешь ли ты себя в наши дни вторым гитаристом группы?

– На последнем альбоме Royal Hunt я сам уже не записывал вообще никаких гитарных партий, а на предпоследнем, “Devil’s Dozen” (2015) была всего-то пара таких мест. Но если дело доходит до моих сторонних проектов и работ в качестве кинокомпозитора, я по-прежнему пишу много студийных гитарных партий. Однако до альбома “X” (2010) включительно я записывал иногда до 60% гитарных партий самостоятельно, а сейчас пишу самостоятельно только то, что я слышу как-то по особенному, и не могу внятно объяснить тому же Йонасу, как такая партия должна звучать. На своих сольных альбомах я записывал все ритм-гитары совершенно самостоятельно, и даже некоторые части соло – хотя считаю, что мне всегда проще найти гитариста, который играет соло лучше меня. Ведь я же универсальный музыкант, а не чистый гитарист!